Я похлопала себя по груди:

— Посмотри на мое самочувствие. Спасибо, А-Поу! В другой раз!

Рыжий иностранец снова завопил. Если судить по голосу, варвар будто наглотался камней. Я потеряла терпение, но злилась не на него, а на Поу-чяя, поскольку тот спровоцировал пленника. Я была готова на все, лишь бы рыжему вернули чертову куртку. Но когда я вышла из каюты посмотреть, он стоял внизу уже в иссиня-черной куртке, собрав полы в кулаке из-за отсутствия пуговиц. Один из канониров держал пленника за руки, а другой размахивал перед ним пистолетом. Похоже, они готовы были переломать варвару кости, требуя, чтобы он научил их обращаться с заграничным мушкетом, который целый год ржавел на нашем оружейном складе. Рыжий понимал их требования, но явно отказывался сотрудничать.

Где Поу-чяй или Ченг Ят? Покалечить пленника ничем не лучше, чем залить водой бочку с солью: он лишь полезный инструмент. Я вернулась в каюту, чтобы надеть халат и поправить повязку на голове. К тому времени, когда я спустилась на палубу, иностранец уже уселся под лестницей в окружении своих чернолицых товарищей.

Кто-то в шутку наклеил на стену рубки над ними новогодний иероглиф фук.

Англичанин выглядел хуже, чем накануне: кожа покрылась красными пятнами, а во всклокоченной бороде остались крошки засохшей еды или какой-то слизи. Я попыталась представить, каким он был в обычной жизни, ухоженный, высокий, в аккуратной шерстяной куртке. Считался бы такой мужчина красивым? Варвар намеренно отвел взгляд, но я поняла: он знает, что я его рассматриваю.

Меня снова кольнула жалость к этому человеку. Меня ведь и саму дважды увозили против воли. Разве я не чувствовала себя отчаявшимся животным в клетке? Я попыталась представить, каково было бы поменяться с ним местами, отправиться на противоположный конец света и попасть в плен там, где у всех волосы из лисьего меха и такие здоровые носы, что годятся для управления лодкой вместо весла; где мужчины целуют любую женщину на улице и лопочут на непонятном языке. Сочтут ли мои черные волосы и гладкие черты уродливыми? Будут ли смеяться над моей речью? Возможно, иностранцы живут в таком же обществе, как наше, испытывают те же чувства, что и нормальные цивилизованные люди.

И где-то в дальнем уголке мира рыжеволосая женщина тоскует по этому дикому оборванному мужчине.

Я присела на корточки и попыталась поймать его взгляд, вспомнив, как в неволе ценится доброе отношение.

— Как тебя зовут?

Он взглянул на меня. Голова осталась неподвижной, но губы скривились с пренебрежением.

Я проворковала тем же нежным тоном:

— Какая у тебя фамилия?

— Его зовут Тернер, — раздался голос сзади. Один из темнокожих мужчин ухмыльнулся, обнажив великолепные зубы.

— Ты говоришь на нашем языке?

Человек покачал головой все еще с натянутой улыбкой.

— Чути-чуть.

Интересно, знают ли об этом мои спутники и почему темнокожий раньше молчал. Я спросила его имя. Лицо мужчины осветилось пониманием. Он представил каждого из своих товарищей потоком слогов, смысл которых я не поняла. Я указала на рыжеволосого, успев позабыть его имя.

— Извини. Можешь еще раз назвать его фамилию?

— Тернер.

— Та-на, — повторила я по слогам.

Снова этот затравленный взгляд, как у кошки, попавшей в ловушку.

— Та-на… надеюсь, ты скоро вернешься домой.

Я повернулась к темнокожему человеку, чтобы тот перевел, и тут рыжий иностранец сплюнул. Может, специально в мою сторону, а может, и нет. Ветер придавал плевку скорость. Слюна шлепнулась мне на халат.

Варвар! Грязный, нецивилизованный варвар! Нет, они совсем не такие, как мы, — звери, а не люди! Не достойнее человеческой доброты, чем змея. Постучав себя в грудь, я выругалась на его бессмысленном, безобразном языке, возвращая ему любимое словечко:

— Фук! Фук! Фук!

Варвар посмотрел на меня и рассмеялся, обнажая зубы в ухмылке, расколовшей лицо пополам, и энергично потирая промежность.

Я подбежала к каюте, сорвала испачканный халат и отправила его за окно вместе с полупереваренными остатками обеда.

Это рыжий дьявол виноват в возвращении моей болезни. Да, у меня не было кровотечений в течение двух месяцев, но я пила травы; не первый раз из-за них цикл нарушался. Так или иначе, неприятные ощущения и тошнота только усилились с появлением иностранцев. Проклятие! Что за гнусная чужеродная чума проникла в меня через одежду, через кожу, рот и глаза? Несчастье лишило меня покоя: я то задыхалась, то мерзла, так что и десяти одеял не хватало, — жарко — холодно, жарко — холодно; круглые сутки одно и то же. Организм принимал только воду. Мне оставалось одно: лежать неподвижно.

При мысли о проклятом варваре появлялся кислый привкус в горле. Ему не место ни здесь, на моей палубе, ни в наших морях, ни в Китае вообще. Пусть убирается с моего корабля!

Щелкнула дверная защелка. Я заверещала, и мой крик заметался по каюте, отскакивая эхом от стен и потолка.

Вошло огромное существо с темным круглым лицом, обрамленным густой черной бородой. Огромная лапища занесла надо мной тяжелый посох.

Я пошарила в поисках хоть какого-то оружия. Миска. Надо бросить ее в голову чудища, и тогда… Но тут в каюту ворвалась А-и.

— Успокойся! Он врач!

Иностранный дьявол-врач? Он мог быть кем угодно, только не врачом. Его тело казалось таким же круглым, как и голова, и нос был таким же круглым, как и все тело. Черные глаза прятались под спутанными черными бровями. Тем не менее, несмотря на чудовищный вид, вошедший излучал спокойствие. В руках у него была бамбуковая трубочка.

A-и обратилась к незваному гостю:

— Начинайте! Она не трусиха, просто немного нервничает.

— Ха! Он понимает наш язык? — удивилась я.

Странный новый иностранец улыбнулся сквозь занавес густых усов.

— Только немного. — Голос у него был гулкий, как у быка.

— Он попал сюда вместе с остальными?

A-и покачала головой.

— Эскадрилья Да Бао-фу только что прибыла. Доктора держали в плену несколько месяцев. Снадобья у него странные, но, по слухам, действенные.

Иностранец терпеливо ждал, пока мы закончим говорить, затем постучал себя по запястью и протянул руку. Потребовалось время, чтобы понять: он хочет пощупать мой пульс. Я вытянула руку ровно настолько, чтобы кончики его пальцев коснулись моего запястья. Один иностранец плюнул в мою сторону, второй держал теперь за запястье. Что за странные перемены в жизни?

Доктор указал на свои глаза, затем показал мне язык и спросил:

— Можно?

Осмотрев язык и глаза, он сел на корточки и подозвал А-и. Простым языком иностранец велел ей тыкать меня в разные места, а сам спрашивал о характере боли, причем деликатно отвернулся, пока A-и прощупывала нижние области моего тела. Какой контраст с так называемыми докторами, которые осматривали девушек с цветочных лодок, беззастенчиво вставляя замысловатые инструменты в наши самые сокровенные места.

— Англичанин? — спросила я.

— Хайастан [79] . Вы, китайцы, говорите «А-ме-ни-а». -Его кустистые брови сошлись вместе. Поняв, что название мне незнакомо, он указал на пол, постукивая сначала справа от меня: — Китай, — потом слева от меня: — Англия. — Наконец он указал посередине, перед моими коленями, и сказал со смехом: — А-ме-ни-а.

Невероятный контраст с раздражительным Та-на. Этот иностранец был мягким и вежливым, невзирая на устрашающие размеры. Я уже почти расслабилась, и тут он протянул мне миску из-под риса со словами:

— Ты писаешь!

— Что?! — хором воскликнули мы с A-и. Он сам-то понял, что говорит? Наверняка перепутал слово.

— Писать. — Иностранец указал на миску. — Пс-с-с…

— Ты шутишь?! Писать в миску с рисом?

Доктор улыбнулся, как будто уже слышал такой ответ.

— Не для питья. — Он отошел в угол, повернулся спиной и зажал уши руками.

Я обратилась к A-и за советом. Женщине моего положения не пристало мочиться в миску с рисом, причем перед не просто незнакомцем, а иностранцем — пленником!